О Путине либо хорошо, либо конспективно. Что напишут в новом учебнике о 2000-х. Интервью Д.С. Секиринского ТК “Дождь”
Включение времени президентства Владимира Путина в учебник истории Павлу Лобкову прокомментировал руководитель Центра Интеграции науки и образования Института всеобщей истории РАН Денис Секиринский.
Секиринский: Ничего удивительного в этом, на самом деле, нет. В принципе, все существующие учебники истории доводят свое изложение до конца рассматриваемого периода. То есть те учебники, по которым учат сейчас детей в школе в 2013 году, они все доведены до 2013 года. Это нормально, это правильно. Дело в том, что если мы остановимся на 2000 году, мы создаем некий вакуум двенадцатилетний и, по сути дела, мы лишаем своего прошлого тех детей, которые учатся в школе, ведь это год рождения 1998, 1999, 2000. Получается, что они существовали вне какого-то исторического пространства, хотя мы же понимаем, что история – это то, что было минуту назад, это уже наше прошлое.
Лобков: Есть противоречивые вещи – 1999, скажем, год, взрывы в Москве, подводная лодка «Курск», дело «ЮКОСа», Беслан и отмена губернаторских выборов прямых, создание «Единой России», административный ресурс и так далее. Как это подавать в школьном учебнике? Не получится ли так, что будет краткий курс, а «Единая Россия» готова его предоставить, по которому будут учиться дети?
Секиринский: Краткого курса, я думаю, точно не получится, поскольку изначально задача стояла совершенно другая, и широта спектров мнений, которые представлены в рабочей группе, она просто не позволит сделать единый как-то краткий курс, который был бы одной идеологической направленности. Задача разработчиков была – попытаться предоставить фундаментальное ядро, соответствующее современным научным представлениям. А что касается новейшего периода, об этом тоже велись достаточно долгие дискуссии в рамках рабочей группы, было решено реализовать так называемый деятельностный подход, который декларируется новым законом об образовании новыми образовательными стандартами.
Лобков: Что это значит?
Секиринский: Это значит, что ученику представляется две, три и более точек зрения, и предлагается путем нехитрой аналитической работы выработать свою собственную точку зрения на то или иное событие. Как пример…
Лобков: Вот история «ЮКОСа», 2003 год, с чего она начинается? С того, что Ходорковский не платил налогов, с того, что был некий «шашлычный пакт» президента Путина и олигархов, договоренность о невмешательстве в политику, о том, что Ходорковский на знаменитом совещании заявил о том, что нужно бороться с коррупцией в госаппарате, на что Путин ему заявил, что нужно бороться с коррупцией в самом себе, и с этого начался конфликт? С чего начинается история «ЮКОСа»?
Секиринский: В концепции, кстати, не учебник, а концепция должна быть подготовлена до 1 ноября, в концепции об этом не сказано. В концепции об этом не говорится по той самой причине, о которой я сказал, что разработчики попытались предложить деятельностный подход. Это означает, что когда авторы учебников, которые будут готовить учебники в соответствии с концепцией, они должны будут предложить различные точки зрения на те события, о которых вы сказали. То же самое можно сказать и о взрывах в Москве, то же самое можно сказать и о других дискуссионных вопросах, и о всплеске уличной активности, протестной активности в последние два года. Обо всем этом нужно представить фактографические материалы различной направленности, на основе которых ученик с помощью учителя должен будет прийти к тем или иным выводам.
Лобков: У нас, например, в учебнике истории про 1938 год было так, что партия осудила антипартийную деятельность Бухарина, Зиновьева, Рыкова и так далее, и потом совершенно теоретично, что уже через полгода нам рассказали о том, что они были репрессированы и реабилитированы, что они были репрессированы незаконно. Таким образом, у людей, которые не читали толстые журналы, а в то время уже, слава Богу, были толстые журналы, создалось некое идиотическое представление. То есть люди вроде как не были посажены в первой четверти, в четвертой четверти оказалось, что они были незаконно репрессированы. Удастся ли избежать подобного рода несоответствий, которые отражают сложность всей этой истории?
Секиринский: Я надеюсь, что удастся избежать по той причине, что за те три месяца, когда шло обсуждение, во-первых, поступило невероятное количество замечаний, во-вторых, кстати, я хотел бы обратить внимание, что впервые в отечественной истории столь широко обсуждается концепция нового учебника истории. Это действительно беспрецедентный случай. И уже сейчас я могу сказать, что тот документ, который мы имеем на сегодняшний день с учетом всех доработок… Правда, он будет еще дорабатываться некоторое время, в среду будет большое научное заседание в РАН, посвященное как раз этому вопросу, я думаю, что еще видоизменится. Но уже сейчас я могу сказать, что люди различных взглядов, скажем, я себя отношу к более либеральным взглядам, и мои оппоненты из традиционалистских, может, консервативных взглядов, и они, и я, мы находим какие-то точки соприкосновения, которые не вызывают больших разногласий, тот же сталинский период.
Лобков: Нам предложено президентом Путиным в валдайской речи заново сформировать российскую идентичность, не закрывая глаза на дурные стороны, не скрывая хороших сторон. Если говорить не только о путинском периоде, но, допустим, о войне, в которой, как сказал министр культуры, и есть даже законопроект Госдумы, что нельзя подвергать сомнению роль советских войск и их союзников. Мне тут же вспомнились жертвы Ялты, те граждане Российской империи, которые убежали на Запад до войны, оказались в западной зоне оккупации, потом были по секретному протоколу выданы советским властям. Это преступление, которое совершено англо-американскими войсками на территории нейтральной Австрии, в основном. Будут ли эти факты преданы гласности для школьников или они слишком сложны для них?
Секиринский: Тот пример, который вы привели, мне кажется, что он достаточно сложный. Мы просто еще упираемся в одну проблему – количество часов на преподавание истории. Просто физически ни учитель, ни учебник не может вместить в себя всех фактов, которые, может быть, следовало знать. Но тут выход тоже возможен. Понимаете, современный учебник – это больше не кладезь знаний, а некий навигатор в информационном пространстве, в том числе. Мне кажется, задача историков и профессионального исторического сообщества – сформировать то информационное, научное, образовательное пространство, которым мог бы пользоваться и учитель, и ученик.
Лобков: Хорошо, а если я из школьного учебника захочу узнать, после теракта в Беслане были отменены прямые губернаторские выборы. Мы все читали президентскую речь, мы слышали ее о том, чтобы криминал и террористы не лезли во власть, были отменены прямые выборы. Это будет так подаваться в учебнике?
Секиринский: Этот вопрос не совсем по адресу, поскольку я не являюсь автором учебника. Еще раз повторяю: в концепции новейший период истории нашей страны с 2001 года, на самом деле, и 90-ые годы тоже относятся к этому периоду, поскольку нет архивных документов еще, все-таки до 1991 года более-менее все неплохо с нашими архивами, с рассекреченными документами, большая часть их была уже опубликована или, по крайней мере, известна исследователям. Что касается периода с 1991 года, то там мы имеем дело, в основном, с интерпретациями. В этой связи весь этот период будет стилистически даже более сухим, в концепции, по крайней мере, он будет стилистически более…
Лобков: То есть это будет похоже на Википедию, да?
Секиринский: Может быть. Такое сравнение тоже вполне правомерно.
Trackback from your site.
